Фактически с персональным творчеством Алексея Германа зрители впервые познакомились лишь благодаря ленте «Двадцать дней без войны». Поскольку его дебютная работа «Седьмой спутник» (1967) была снята совместно с Григорием Ароновым, а первая самостоятельная картина «Операция «С Новым годом» (по повести отца, Юрия Германа), созданная в 1971 году, оказалась на пресловутой «полке», где пролежала вплоть до 1986-го, и под названием «Проверка на дорогах» вышла даже после фильма «Мой друг Иван Лапшин», бывшего «Начальника опергруппы», который был закончен в 1982 году, но запрещён в течение трёх лет. Лента «Двадцать дней без войны» ведь и возникла только при поддержке известного писателя Константина Симонова, который всё-таки был на хорошем счету у советского начальства и мог вступиться за ещё считающегося молодым режиссёра (Герману исполнилось 37 лет, когда он выбрал для экранизации симоновскую повесть «Из записок Лопатина»).

Казалось бы, название картины недвусмысленно свидетельствует о том, что будет представлена на экране «война без войны», если не считать первых сцен, действие которых происходит на фронте под Сталинградом. Однако этот фильм Алексея Германа — один из точнейших и удивительнейших художественных документов военного времени. Уникальность творческого метода Германа, который принципиально работает лишь в стилистике чёрно-белого кинематографа, в том и заключается, что он будто без особых усилий переходит от максимальной конкретности, детальности, дотошности в воспроизведении быта и реальности минувшего — к обобщениям высшего порядка, постижению скрытой сути ушедшей эпохи: она увидена как бы с временной дистанции, уже в развитии, подчас в трагической перспективе. Обнаруженный больной нерв (а ещё точнее — нарыв) времени саднит и не даёт покоя спустя десятилетия.

Алексей Герман снимает кино только о прошлом, и его словно вообще не интересует настоящее. На самом-то деле, можно говорить о своего рода редукции, производимой за кадром — в сознании постановщика, который обращается из современности в другую эпоху, чтобы решить вполне сегодняшние проблемы. А операцию, обратную редукции, должен потом проделать зритель, что не всегда даётся так уж легко. Лишь с течением времени ленты Германа становятся будто проще и доходчивее, внутренне проясняясь для более точного понимания. Сначала может показаться, что они — как «тотальное ретро», которое истово стилизует минувшее. Но это не просто уход в прошлое. Ретро — псевдоним настоящего. Только условие, допуск.

Не случайно, что режиссёр стремился выстроить картину «Двадцать дней войны» в качестве воспоминания главного героя, военного корреспондента Лопатина, который был в двадцатидневной командировке на киностудии в Ташкенте, где снимался очередной, не лишённый наивности и приблизительности, фильм о войне, однако воспринимаемый в качестве нужного и правдивого теми, кто находится далеко от фронта. Казалось бы, это излишний, даже вынужденный приём, который позволяет придать хоть какую-то стройность лихорадочно несвязанным сценам, существующим, как и сама жизнь, в непрестанном броуновском движении. И там иногда часть становится важнее целого, подменяет его собою, превращаясь как бы в самостоятельное произведение (например, долгий монолог лётчика в вагоне поезда или митинг на заводе в Ташкенте).

Но ведь кинематограф тоже метонимичен по своей глубинной сути — и это его свойство особенно близко Алексею Герману, который сторонится всего иносказательного, демонстративно образного, метафорического, порой предпочитая предельный минимализм и лаконичность в использовании выразительных средств, строя свой экранный мир как мозаику отдельных деталей и вроде бы малозначимых подробностей. Собственно говоря, показ «войны без войны» — это схожий метонимический принцип. И лента «Двадцать дней без войны» по своему лапидарному и соразмерному подходу к материалу прошлого занимает особое место в творчестве Германа, являясь внешне простой и в то же время совершенной кинематографической работой.

1977/2007