Труднее всего, как выясняется, определить жанр этой ленты, которой уже исполнилось четверть века, и тогдашним сорокалетним создателям и героям ныне-то вообще под семьдесят. Картина работавшего на студии имени Александра Довженко и мало кому ведомого режиссёра Романа Балаяна (хотя на его счёту были такие необычные экранизации классики, как «Каштанка» по повести Антона Чехова и «Бирюк» по рассказу Ивана Тургенева) сразу была воспринята как история поколения, лирическая исповедь «лишних людей» 80-х годов XX века, причём именно в момент «расцвета застоя».

Но, кажется, никто не попытался толком проанализировать, почему в 1982 году, когда как раз закончилось долгое, восемнадцатилетнее правление Леонида Брежнева на посту Генерального секретаря ЦК КПСС, произошёл неожиданный всплеск творческой активности советских кинематографистов, которые произвели на свет несколько заметных и явно неоднозначных произведений, уж точно не вписывающихся в прежние стандарты. И ленте «Полёты во сне и наяву» выпала почётная участь стать чуть ли не программным творением «восьмидесятников», хотя подобный термин, в отличие от «шестидесятников», практически не употреблялся.

Между тем, картина Балаяна не очень-то подходила на роль этапной и сущностной работы, и её подчас навязчивые сравнения с пьесой «Утиная охота» Александра Вампилова, а также поиск всевозможных культурных реминисценций, в том числе — кинематографических (от Федерико Феллини до Анджея Вайды), скорее, обнаруживали стремление представителей интеллигенции непременно поставить «Полёты во сне и наяву» в некий общественный, морально-нравственный и художественный контекст. Сам режиссёр, немного растерявшись от обилия комплиментов и иногда противоречащих друг другу трактовок своего «внезапного шедевра», пожалуй, точнее и деликатнее высказался почти о том же на материале более ему привычной классики, сняв по чеховскому рассказу мало кем оценённый по достоинству телевизионный шедевр «Поцелуй».

А «Полёты во сне и наяву» — это пример преодоления в лирико-интимном регистре типично трагикомической, горько-шутовской манеры сценария Виктора Мережко, который, кстати, ни до этого, ни после не написал столь же исповедальное сочинение о своём поколении. Сейчас эта ироническая рефлексия по поводу несовпадения самого себя не только с миром вокруг, но и с собственным представлением о личной персоне, может даже вызвать ностальгические ощущения. Поскольку и та реальность давно канула в небытие, и суть переживаемого конфликта с нею покажется на фоне современной действительности довольно старомодными «интеллигентскими бреднями», поистине в духе XIX века, когда и появились в литературе всевозможные «русские люди на рандеву».

2007