В 2008 году исполняется ровно полвека с момента мирового триумфа фильма «Летят журавли», первого и единственного отечественного кинопроизведения, получившего «Золотую пальмовую ветвь» Каннского фестиваля. И, между прочим, наша лента пользовалась громадным успехом во французском прокате. В 1958 году она смогла занять там четвёртое место с высоким результатом посещаемости в 5,4 миллионов зрителей, что позволило вплоть до конца 90-х годов оставаться в числе ста самых популярных картин во Франции за всю историю! Можно считать, что и в СССР прокатные достижения фильма «Летят журавли» были весьма неплохими: его посмотрели 28,3 миллиона человек, и это обеспечило общую десятую позицию среди всех лент, выпущенных в 1957 году. А в целом же данная картина находится на 317-м месте за полстолетия ведения статистики в советском кинопрокате.

Всё это немаловажно подчеркнуть именно для того, чтобы не возникло совершенно ошибочного впечатления, что не может быть широко признан публикой редкий случай новаторского кинематографа, удивительное произведение, которое действительно в корне меняет представления о возможностях и выразительных средствах кино, а вместе с тем оказывает незабываемое воздействие на наши человеческие эмоции, позволяя пережить и эстетический, и душевный катарсис. Мы ведь тоже готовы дать волю очистительным слезам, оказавшись в финале с главной героиней Вероникой на Белорусском вокзале, где родные и близкие встречают с цветами и улыбками солдат, вернувшихся домой с победой, и хоть таким образом приобщившись вместе с ней к чужому счастью — впрочем, какое же оно чужое, если выиграли битву и те, кто пал на фронте, как её жених Борис, закружившись в воображаемом предсмертном вальсе с верхушками берёз, устремлённых высоко в небо…

Интересно, что в списке лидеров зрительских предпочтений в СССР фильм «Летят журавли» соседствует с более традиционной, хотя тоже искренней и пронзительной по правде чувств лентой «Дом, в котором я живу» Льва Кулиджанова и Якова Сегеля. Да и пьеса «Вечно живые» Виктора Розова, послужившая основой для кинематографического шедевра, вряд ли отличалась необычностью и неожиданностью драматургического постижения реальности, и если получила художественный резонанс на сцене, прежде всего — в прославленном спектакле «Современника», то благодаря правде характеров и ситуаций, ранее неведомых советскому театру по идеологическим соображениям. Драматическое сочинение бывшего фронтовика, пострадавшего на войне, разумеется, было данью памяти всем погибшим и выжившим, тем, кто лично на себе испытал острые изломы эпохи.

Кстати, на экране это было выражено в ряде чрезвычайно пластичных кадров, подчас вообще лишённых слов. Например, в эпизоде после бомбёжки Вероника взбегает по уже знакомой нам лестнице своего дома, открывает дверь квартиры — и видит лишь пустоту, обрывающуюся вниз: комнаты нет, и только люстра с абажуром осталась чудом висеть на потолке. Эта вещь из прошлого кажется алогичной, ирреальной на краю пропасти. Кадр становится метафорой слома привычного образа жизни — война! Сиротливо висящую люстру, утратившую разом всё, чем она была (ведь свет в окне — это человеческая жизнь, семья, домашний уют), можно рассматривать как иносказательный образ внезапного одиночества и потерянности героини. А композиция кадра словно выражает тот надлом, который произошёл в душе Вероники, расколов её жизнь на две неравные половины: то, что было, и то, что есть.

И уж точно нельзя было предположить наличие в пьесе «Вечно живые» стремительного и неукротимого, свободного и безоглядного, стихийного и всепобеждающего — наперекор всему и вопреки существующим правилам, нормам, законам и прочим ограничивающим человека узам и путам — неудержимого чувства полёта, что и зафиксировано, в первую очередь, в столь «летучем названии» картины Михаила Калатозова и Сергея Урусевского. Ведь «Летят журавли» — это уникальный пример конгениальности режиссёра и оператора, невероятный образец творческого союза двух художников, словно вознамерившихся ярко и образно доказать всю унылость и убогость известной пословицы «Лучше синица в руках, чем журавль в небе».

И для обоих творцов этот фильм стал самым главным произведением, невероятным взлётом в их биографии, одним из лучших за всю историю отечественного кинематографа, оказавшим громадное влияние на мировое кино. Пронзающая душу поэтическо-трагическая лента с новаторским использованием «субъективной камеры», с удивительной экспрессией внутри кадра и головокружительными монтажными переходами, — это, вероятно, ещё не до конца осознанный нами молниеносный прорыв всего советского кино постсталинской эпохи далеко за пределы навязываемых целыми десятилетиями тесных, сковывающих рамок социалистического искусства. И как раз заявленное в названии устремление ввысь поддержано всем строем картины с восхищающим проявлением полной творческой свободы и раскрепощённости.

Пожалуй, был по-настоящему прав критик Лев Аннинский, считая, что именно «Летят журавли», а не «Сорок первый» Григория Чухрая, отмеченный одной из наград в Канне ещё годом ранее, оказался подлинным началом «оттепели» в советском кинематографе. Потому что творение Калатозова-Урусевского явно перекликалось с монтажно-поэтическим осмыслением явлений действительности и образным постижением реального мира в знаменитой отечественной киношколе 20-х годов (это блестяще проявилось в раннем калатозовском шедевре «Соль Сванетии» с чётко выверенной чёрно-белой графикой горных пейзажей, экспрессией в построении кадра и в смене планов, подспудной романтичностью манеры при одновременном сохранении строгости кинематографического письма). На новом этапе развития кино, когда в разных странах мира практически параллельно происходило резкое и истинно революционное изменение уже ставшего привычным киноязыка, фильм «Летят журавли» доказал, что открытия совершаются только свободно мыслящими людьми, не отягощёнными никакими условностями, как будто впервые взявшими в руки кинокамеру, хотя Михаилу Калатозову в момент съёмок было 53 года, а Сергею Урусевскому — 48 лет.

1978, 2000, 2008